Что такое покаяние? Что я называю этим словом? Покаяние – это не обращение
с просьбой о прощении. Покаяние это не расцарапывание себе груди и не посыпание
головы пеплом. Покаяние – это осмысление, это работа по пониманию своего
поведения, пониманию того, что в этом поведении было правильно, а что
неправильно.
Поэтому покаяние – необходимый этап обучения на своих ошибках с тем, чтобы
их впредь не повторять. Поэтому покаяние так необходимо и человеку, и обществу.
Без покаяния ни человек, ни общество не могут двигаться дальше, не могут расти.
Без покаяния мы обречены на повторение прошлых ошибок и, соответственно, на то,
что те же грабли снова ударят нас по лбу.
Эта заметка – об общественном покаянии. Общественное покаяние отличается
от личного тем, что при общественном
покаянии одна часть общества может каяться за другую. Со стороны это выглядит
как критика, ругань и даже «наезды». Скажем, четверть общества последние два с
половиной десятилетия кается за преступления сталинизма. А со стороны это
выглядит, как «наезд» антисталинистов на сталинистов. И то же самое происходит
при покаянии, например, «антилибералов» за промахи политики 90-х годов.
Смотрится со стороны такое покаяние, как «наезд» антилибералов на либералов.
Чем плохи такие «наезды»- «покаяния за другого»? Тем, что они тормозят
общее покаяние, общую работу понимания обществом самого себя. Пока идет
дискуссия «вы плохие – нет, мы хорошие», «это было плохо – нет, это было
нормально» общество в целом так и не заканчивает работу понимания спорного
эпизода истории. В этом смысле, честное признание, что да, мы тогда были не
правы (совершили ошибку или даже преступление) ускоряет работу самопонимания, а
вместе с ней и работу самоочищения и высвобождает потенциал для движения
общества вперед.
Но как же это трудно сказать «Да, я (или мы) были неправы»! Сколько
находится причин для того, чтобы это не сказать! И то, что «другие еще хуже». И
то, что «а зато мы...». И то, «что нам будет, если сознаемся – точно в угол
поставят (загонят»). И то, что «никто не
кается». И - «пусть сначала они покаются первыми». И десяток других,
большинство из которых остались с нами со времени, когда в детсве нам никак
невозможно было признаться в разбитом стакане.
Из всего разнообразия этих внутренних барьеров, я хочу остановиться на
последнем – «пусть сначала они покаются первыми». Это часто слышишь от
сталинистов и других коммунистов в адрес либералов, когда речь заходит о
покаянии. А в самом деле, давайте задумаемся – а кто должен начать каяться
первым? Каяться не в смысле ругаться на другого, а в более привычном смысле –
каяться, как принять на себя (пусть и «группового себя») ответственность за те
или иные ошибочные действия. Кто должен начать это первым?
Давайте подумаем. Тот, кто больше всех натворил? Или тот, кто натворил
последним? Правильно ли сегодня ожидать и даже требовать, чтобы первыми начали
каяться коммунисты за преступления коммунистов? Или чтобы начали первыми
каяться «путинисты» за действия властей в последние 12-13 лет? Думаю, что
совсем неправильно. Потому что такое покаяние предполагает наличие беспокойной
совести, внутреннего бесстрашия и других качеств развитой души. Такими
качествами ни отряд коммунистов (в целом), ни отряд единоросов не обладают. А
кто обладает? Да, в полной мере ни один из наших политических отрядов не обладает.
Но все же ближе всего к обладанию такими душами те, кого называют «либералами»,
а попросту говоря, интеллигенция.
Вот ей-то (то есть нам) и надлежало бы начать. И в этом смысле коммунисты-сталинисты вполне
правы, когда говорят «Пусть сначала либералы покаются!» Правы не потому, что
либералы натворили самых большие беды в нашей истории, а потому что у либералов
больше, чем у других наших людей, развиты те способности, которые делают
покаяние возможным. Мы и так все время чувствуем себя в чем-то виноватым. Это у
нас с юности звучит в ушах вальехово «Хочу стучать во все дома подряд и бог
весть у кого просить прощенья». Мы выше
– нам и начинать.
А каяться нам есть за что. Есть. За прекраснодушие, с которым мы предались
празднику свободы, надеясь, что все само собой устроится и станет прекрасно. За
политиканство, когда вопреки голосу совести мы шли на союз с заведомыми
прохиндеями, передоверив им управление страной. За равнодушие и лень, когда мы
самоустранялись из политической жизни, погружаясь в свои дела, и оставляю
страну в лапах у тех же самых прохиндеев. За неспособность договориться между
собой и стать реальной политической силой на той единственной общей платформе,
которая нас объединяет – платформе совести. За то, что так надолго затянулось
наше нежелание понять свою роль в тех бедах, которые мы натворили в недолгие
три года (1990-92), когда могли повернуть движение страны в правильном
направлении. За нежелание серьезно думать и желание сохранить школярский стиль
мышления. И за многое-многое другое.
Сумеем покаяться – сможем снова обрести способность к лидерству. Не сумеем
– так и останемся маргиналами. Впрочем, последнее относится уже не только к
либералам.
Мы видим сегодня вокруг себя «религиозное возрождение», когда бывшие
сотрудники КГБ, сажавшие еще не так давно православных активистов, сегодня безо
всякого покаяния за эти былые свои дела просто стоят со свечками в храмах по
всей стране. Когда тонкая душа главного московского полицейского так оскорблена
выходкой в храме, что он открыто заявляет, что ему плюнули в душу и поэтому
«хулиганки» должны сидеть, неважно по закону или нет. Когда миллионы повязали
платочки и повесили крестики на себя и на своих детей в возрасте от одного года
и старше. Когда люди стоят сутками, чтобы пройти под ларцом с религиозной
реликвией и устраивают пикеты перед посольством страны, откуда эта реликвия
была привезена, за то, что страна эта осмелилась священника, реликвию
привезшего, обвинить в мошеннических сделках с недвижимостью. Когда
православные активисты в холодный мартовский день поливают водой и бьют по лицу
женщин, выражающих позиции, которые им , активистам не нравятся. Когда те же
активисты призывают к суду линча над другими непонравившимися им женщинами.
Когда иерархи церкви не стесняются призывать к убийствам. И когда просто
доброе, тихое, любовное слово от человека с крестом или теплый взгляд
священника стали такой редкостью, что и не упомнишь, когда слышал такое слово
или видел такие глаза. И все это называется у нас сегодня православием.
Появилось ли такое православие только сегодня? Что это результат общей
растерзанности нашей жизни? Вспоминаю свою едва ли не первую встречу с церковью
едва ли не 50 лет назад. Дело было в арбатском переулке (кажется Филипповском)
совсем рядом с памятником Гоголю на Гоголевском же бульваре. Мы с моим другом
Димкой, а было нам по 10 лет, шли из школы и увидели открытые двери церкви
(одной из немногих действующих в Москве в то время). Туда-то мы и зашли. Просто зашли посмотреть.
Но не успели мы сделать и несколько шагов к алтарю, как какой-то старик
погнался за нами с палкой. Такое запоминается. Тем более, что никогда потом ни
в одном из сотен индуистских, буддистских, католических, протестанстких,
нью-эйджевских, бахаистских храмов и ни в одной из десятков посещаемых мной
мечетей и синагог ничего и близко похожего не было.
Но – вот для чего я стал писать эту
статью – ведь не было ничего похожего и в во многих десятках православных
церквей и монастырей за пределами России. Так что дело здесь не в православии. Правда,
помню я, помню драку, которые устроили греческие монахи в Храме Гроба Господня
в Иерусалиме, когда хотели получить что-то или пройти куда-то быстрее
представителей другой ветви христианства. Было такое, было. Но было и есть и
другое. Вот Кипр – страна, где православны все. Где в любом магазине рядом с
продавцом и в любом офисе на любом столе стоят
иконы. Где иконы продаются в любом супермаркете. Где на пятьсот тысяч
населения никак не меньше десяти монастырей. Где Пасха и Рождество
(празднуемое, кстати, 25 декабря и со всеми католическим атрибутами) – главные
праздники страны, особенно Пасха. Но насколько это кипрское православие другое!
Насколько оно неагрессивно и ненавязчиво! Раздетых голышей, даже годовалых, на
кипрских пляжах не увидишь – если видишь, то это точно русские туристы. Но и
крестиков и нарочито повязанных платочков на головках карапузов не увидишь
тоже. Все православны, но никакого православия напоказ. Все церкви (а церквей
огромное количество и они все время строятся) открыты настежь и во время служб,
и в остальное время, и никого не смущает (скорее, наоборот) присутствие людей
другой конфессии или совсем атеистов: заходи, приобщайся. Если узнают в тебе
приезжего, скорее всего, подарят иконку или чем-то угостят – гостеприимство
киприотов иного «градуса», чем пенящееся, бющее через край гостеприимство
грузин, но теплое и доброе. А священники!
Их встречаешь часто и в облачении. Но я не помню ни у кого ни пустых, ни
суровых глаз. Не все из них, вероятно, достигли уровня святости, но сколько
попадается умных, глубоких, умудренных и даже мудрых глаз! Но главное -
обстановка в церкви:здесь чувствуешь себя не на вражеской територии, не среди
неприятеля, как часто бывает на службах в наших церквях – чувствуешь себя среди
друзей, даже единоверцев (пусть ты и не относишь себя к этой конфессии). А ведь
тоже православие. Но совсем другое.
Почему же у нас не так?
Это не та программа, о которой вы подумали, не политическая программа. Это
программа гораздо более общая, которой еще только предстоит стать политической.
Но начнем разговор не с политики, а с психологии – науки о душе. Наши души
индивидуальны – у каждого своя, непохожая на душу другого. Но они не совсем
индивидуальны – в них есть и похожее. Иногда это сходство – сходство душ всех
людей, всего человечества. У нас много сходных черт. Иногда сходство более
локально – это сходство душ родственников: то, в чем душа ребенка похожа на
души его родителей. Но есть и еще одно сходство – сходство душ людей,
приндлежащих к одному народу. Вот об этом сходстве 0 о народной душе - я и хочу
поговорить.
Что это сходство душ людей одного народа включает в себя? Прежде всего, и
это самое заметное – общий язык: мы все разговариваем и думаем на одном языке.
Но сходство языка – это только частность, частный случай более общего сходства
– у нас у всех одна культура. Культура в самом широком смысле этого слова. Мы
не только все чиали Пушкина или слушали Пугачеву, нет – у нас еще и общие
тысячи и тысячи стереотипов поведения, восприятия, мышления. Описывать эти
стереотипы долго и трудно, но стоит нам оказаться за границей, в иной
культурной среде, мы немедленно чувствуем, как все здесь чужое и какие мы сами
здесь чужие. Люди не так разговаривают, не так ходят, не так улыбаются, не так
здороваются. Там где нам достаточно кивка, они громко произносят приветствие.
Там где мы не вступаем в контакт вообще, они улыбаются «натянутой» улыбкой,
быстро появляющейся и быстро исчезающей. Там где мы прижимаемся друг к другу,
они отстраняются. И так далее, и так далее.
Но языковая и культурная общность – это еще не все, что нас объединяет. И
даже не главное. И писать эту заметку я стал не для того, чтобы рассказать о
них. Есть еще одна вещь, которая объединяет всех людей одного народа. Эту вещь
можно назвать идеей народа, или более прагматично – программой жизни народа.
Эта вещь обычно очень мало осознается или даже совсем не осознается. Она
принадлежит к бессознательной (в лучшем случае, малосознаваемой) части наших
душ. Но, тем не менее, она совершенно реальна. Идея-программа жизни народа, а у
каждого народа она своя, определяет место народа в истории – что и когда народу
как целому, целостному организму предстоит делать, какую работу ему предстоит
совершить в истории. Более-менее ясно осознаваться эта программа начинает
только в определенные моменты и только отдельными людьми народа. Это моменты,
когда народу приходит время действовать,
делать свою историческую работу. Для русских такой момент наступает (правда,
то, что для народа и истории «момент», для человека – десятилетия и даже
столетия).
В чем эта наша, русская программа состоит? Об этом писали много и я не
стану повторяться. На языке христианства ее можно сформулировать как создание
Царства Бога на Землю. Коммунисты формулировали то же самое, как построение
коммунизма. Но суть от этого меняется мало. Важно, что нам всем нужно понять,
что такая общая программа у нас есть. Это первый шаг, который необходимо
сделать. А потом нам всем предстоит разбираться в том, а что это такое «Царство
Бога на земле», или «коммунизм», или «идеальное общество», и как его создавать.
Но это будет потом.
Сразу – почему «черный». Потому что черный – это «анти-белый» цвет, цвет
противоположный белому. Точно так же антиоранжевый сценарий на Украине можно
было бы назвать «синим» (к слову, цвет антиоранжевой партии – Партии Регионов на Украине и в самом деле синий).
Что же это за черный сценарий в России – кто его осуществляет, кто за ним
стоит, в чем он состоит и насколько неизбежно реализуется?
Начну отвечать со второго вопроса. Кто за ним стоит - не знаю. Даже не
уверен, что вообще кто-то стоит. Может, и нет никакой организованной силы,
которая этот сценарий продвигает и продвигается он сам по себе, продвигается
нашими глупостью, жадностью и подлостью. А может, и есть какая-то сила. И тогда
эту силу смело можно назвать антирусской и антироссийской. Если только она
есть; еще раз – не знаю.
А вот на первый вопрос - кто его осуществляет – ответ мы все знаем очень
хорошо. Осуществляют его как раз те, кто громче всего кричит про антирусские
силы. Точно по присказке «Вор кричит: «Держи вора!»». Осуществляют его наши
консерваторы-традиционалисты всех их видов и разновидностей. И
коммунисты-сталинисты, и профпатриоты, и националисты-нацисты, и монархисты, и
православные фундаменталисты, и евразийцы-империалисты, и все остальные, чьи
сливки не так устроили шабаш на Поклонной горе (в самом буквальном смысле слова
– вот такой например образчик «патриотизма», можете посмотреть своими глазами
кто не помнит - http://www.youtube.com/watch?v=o1q-h1O_mgI
), где мы могли ясно видеть «необщее» выражение их, если так можно выразиться,
лиц, искореженных нечеловеческой в самом буквальном смысле слова страстью.
Впрочем, добавлю, что большинство исполнителей понятия не имеют в каком
спектакле и какую роль они играют и свято уверены, что они защищают то, что, на
самом деле, они уничтожают. Замечу и то, что черный цвет им «люб»: мы видим его
и на имперских флагах, и на множестве эмблем националистов, и в названии
«Черная сотня», и как цвет множества одеяний – от казачих бурок до ряс.
В чем состоит сценарий (третий по порядку вопрос)? Сценарий очень простой:
закрутить гайки, «держать и не пущать», сохранить сегодняшнюю «стабильность» с
ее стабильными доходами одних, со стабильным бесправием и отсутствием средств
для нормальной жизни у других и со стабильным отсутствием развития страны. Почему
я называю это сценарием и куда ведет этот сценарий? Сценарий это потому, что за
внешним отсутствием жизни он предполагает и не просто предполагает а неизбежно
ведет к нарастанию недовольства и протеста. Такой рост отчетливо виден уже и
сегодня, а дальше он будет только увеличиваться. Что происходит при подобном
накоплении пара под крышкой нам объяснять не нужно: мы дважды за последние сто
лет наблюдали эти взрывы. Ну, а что случится потом, когда в стране завязывается
потасовка между сторонниками перемен и сторонниками все оставить как есть,
когда начинает литься кровь, мне вам объяснять тоже не нужно. Об этом
достаточно громко говорят сами «черные»: кровь, хаос, иностранное
вмешательство, смена формы внешнего управления и т.д. и т.п. Только они
забывают сказать, что виновниками всей этой ситуации будут не сторонники
естественных перемен, а те, кто таким переменам всячески противится.
И наконец, четвертый по порядку вопрос – насколько реализация этого
сценария неизбежна? Я не политическая гадалка и на такой вопрос ответить не
могу. Да отвечать на него и не нужно. Нужно другое – делать все, чтобы черному
сценарию реализоваться не дать. А для этого нужно сделать тайное явным, показать,
«что день грядущий нам готовит» и как готовит.
Понятно, что происходит в стране. Мало хорошего.
Понятно, что надо делать. Надо объединяться вокруг простой идеи – сделаем
жизнь лучше.
Понятно и что это значит – жить лучше. Лучше значит честнее, прежде всего.
Лучше значит умнее. Лучше значит богаче. Лучше значит, чтобы у каждого человека
были лучшие возможности становиться лучше: честнее, умнее, добрее. Лучшие
возможности для реализации своего уникального потенциала.
Понятно и что это значит на практике – гораздо большие ассигнования на
науку, культуру, образование, здравоохранения и одновременно гораздо более
сильные ограничения на личное потребление богачей. Но вместе с тем, и строгий
контроль за всеми сферами жизни и, как следствие обеспечение гораздо большей
экономической и личной безопасности бизнеса.
Примерно понятно, как надо объединяться. Так, чтобы оставлять максимальную
свободу членам объединения, с одной стороны. Но и так, чтобы жизнь объединения
и всего общества в целом направляли лучшие люди общества.
Непонятно другое. Непонятно, пришло ли уже время, чтобы переводить идею
такого объединения в практическую плоскость. Достаточна ли уже у людей сила
желания объединяться. Достаточно ли сильно мы этого уже хотим. Еще четыре
месяца назад об этом не могло быть и речи – общество казалось спящим. Так
называемые выборы в думу сколыхнули общество. Перед так называемыми выборами
президента и сразу после них власть делает все от нее зависящее, чтобы общество
снова отправилось спать. За всеми действиями власти последнего месяца явно
просматривается «Оставь надежду», или проще «Сиди и не рыпайся». А общество как
будто и не решило еще – рыпаться ему или сидеть.
Вот отсюда и этот вопрос: нужно ли начинать уже практическую работу по
объединению или же пока нужно продолжать работу предварительную, формировать то
ядро, вокруг которого станет возможно объединение в будущем?
А что об этом думаете вы?