Я не о светском государстве. И не о невмешательстве церкви в светские дела.
Эта заметка о другом. Что такое вообще «партия». Слово пришло в русский язык из
английского и происходит от part – «часть». То есть партия – это часть
общества, объединенная своими интересами, отличными от интересов общества в
целом. На церковном языке подобные части, объединенные, правда, не специфичными
интересами, а специфичным понимаем религии, называются «секты». «Секта» -
отсеченная от целого часть – по сути находится со всей церковью в таких же
отношениях, как партия находится с обществом.
Итак, партийная жизнь рассекает общество на части, у каждой из которых есть
свои эгоистические, узко-групповые интересы. Каждая партия безотносительно к ее
риторике – признается ли она в этом или нет – отражает интересы определенной
части общества, иногда большой иногда очень маленькой. Ну, а церковь?
Ну, а церковь, если мы говорим о РПЦ МП, - это тоже своего рода партия,
объединяющая людей с общими интересами. Такова де-факто ситуация сегодня, когда
члены РПЦ противопоставлены не только
верующим иных конфессий, но и значительной части общества, не разделяющей их
консервативно-традиционалистских взглядов. Сегодня РПЦ МП общество не
объединяет, а участвует в его раздирании на мало дружественные друг другу
группы.
Так есть. А как должно было бы быть? А должно было бы быть по-другому.
Церковь (в идеале) – это организация, которая ВСЕХ людей ведет к Богу, не
какую-то одну часть общества. И именно поэтому церковь партией быть не может. И
православных партий быть не может. Могут быть косервативные,
ультраконсервативные. Но не православные. Потому что православие (в идеале) –
это религия не только воцерковленных и даже не только крещенных. Это религия
всех людей. Иначе оно просто не может быть религией, а обречено быть партией.
В будущем так и будет. А пока? А пока мы имеем то, что имеем – партию,
называющую себя церковью.
Чем разнятся те, кто собрались на Поклонной, от собравшихся на Болотной и
рвущихся к Революции? Коммунисты были и там, и там. Националисты – и там, и
там. И даже либералы - тоже и там, и там. Граница эта проходит по «Противно!».
Одним жить той жизнью, которой мы живем, пусть сытой и относительно
спокойной, стало противно настолько, что дома оставаться им больше нельзя.
Другим настолько противно пока не стало. И поэтому одни из них могут
позволить себе бесноваться у микрофонов, а другие - покорно ждать на морозе
обещанных за участие в этом шоу пятисот рублей. И те, и другие - и солисты, и
массовка - готовы терпеть то, что «без подлости терпеть не можно».
А люди Болотной этого терпеть уже не могут.
Так что граница здесь проходит не по старым идеологическим
водоразделам. Граница проходит по
обостренности совести. По пониманию, что
совесть выше любой прагматики, а точнее совесть – это и есть высшая прагматика.
Идеологический вакуум, которому мы все так радовались лет пятнадцать-двадцать
назад, оборачивается сегодня едва ли не экзистенциальным кризисом и уж точно –
кризисом дезориентации всего протестного движения: все понимают (конечно, те,
кто обладает этой способностью – способностью понимать), что так дальше нельзя, но, когда речь заходит о
том, «как можно», у самых умных из нас лица становятся растеряными. В самом
деле, четыре идеологических вектора ,
плавающих в нашем вакууме – коммунизм, национализм, клерикализм и либерализм –
вызывают как-то мало энтузиазма следовать за ними. И точно так же не слишком
привлекательными выглядят попытки механически соединить несоединимое и получить
что-то вроде национал-коммуниста во христе или либерально-христианского
националиста. Впрочем, в нашем зоопарке можно встретить всех таких сказочных
животных (и еще и не таких), но как-то немного возникает желания любоваться
ими: полужаравли-полукоты хороши для сновидений.
Ну, и где же выход? Когда и без идеологии плохо, и идеологии хорошей нет?
Выход в том, чтобы вспомнить, что «нет» еще не значит «не может быть». Конечно,
эклектическое соединение разных комплексов идей порождает чудовищ. Но ведь это
не единственный путь. А что если взять из каждого комплекса лучшее, истинное,
что в нем есть и отбросить худшее, ложное? Давайте посморим, что получится.
У клерикалов возьмем понимание реальности идеального и декларируемый ими
приоритет идеальных интересов человека над интересами материальными. Возьмем и
христианское видение цели исторического процесса как Царства Бога на земле,
общества правды и справедливости.
У коммунистов возьмем понимание прогрессивности исторического процесса и
необходимости конкретной, практической работы для достижения Высшей цели этого
процесса.
У либералов - понимание ценности
человеческой личности: совершенное общество - это общество совершенных людей.
Возьмем недопустимость навязывать какую бы то ни было, пусть и самую хорошую
идеологию силой. А еще - понимание, что любая идея обустройства общей жизни будет
работать, только когда для каждого члена общества она станет своей, личной идеей.
И наконец, у национализма мы возьмем понимание неодинаковости разных
народов, возьмем желания понять себя не как индивидов, а как общность, народ. Желание
понять свою историю, свое место в мировой истории, свои функции и свои задачи.
Ну, и что же получится у нас в результате? А получится у нас новая идеология
– идеология сознательного духовного роста человека и общества.
Условие задачи:
Когда процент набранный одним кандидатом будет больше: когда ты
отказываешься от участия в выборах, или когда ты участвуешь и голосуешь против
него?
Решение:
Пусть в голосовании участвует N человек, не считая тебя. А голосует за
кандидата K человек. Если ты не участвуешь в голосовании, кандидат набирает
(K/N)*100%. Если ты участвуешь в
голосовании и голосуешь против кандидата, то кандидат набирает [K/(N+1)]*100%
голосов.
K/(N+1) меньше, чем K/N при положительных N и K.
Значит, если ты хочешь уменьшить процент кандидата, тебе нужно идти на
выборы и голосовать против него.
Оно тайное не потому, что его держат в такой уж большой тайне. Оно тайное
потому, что большинство из тех, против кого это оружие направлено, не в
состоянии понять, что это за оружие и каким образом оно в них стреляет. В этом
смысле, для большинства его жертв это оружие-неведимка. Оружие же само по себе
очень простое – это центральная идея всей политической технологии нашей власти:
электорат – быдло и обращаться с ним нужно, как с быдлом.
Что это значит? В двух словах – что люди, против которых применяется это
оружие, - это люди, которые подчинены своим нижним эмоциям: гневу, страху,
алчности, зависти, обидам, ревности и т.д. - и неспособны к рациональному
анализу таких чувств. Вот на этих чувствах и надо играть, обещая невыполнимое
(все равно потом забудут), а при случае и не стесняясь говорить, что желаемое,
уже достигнуто: Россия встает с колен, Запад дрожит перед нашей мощью, мы
становимся самыми суверенными и сильными... и так далее: кто смотрит телевизор
– знает.
Естественно, политехнологи свято блюдут главную заповедь, на которой
основан весь этот подход - ни в коем случае не открывать жертвам тайны своего
оружия. Наоборот, им надо всячески показывать, что никакой игры нет, а есть
социологические данные, западные публикации (отечественным публикациям верят
меньше) и прочие «объективные доказательства» того, как все хорошо, а что еще
не слишком хорошо, станет хорошим совсем скоро. Народ у нас не то, что
доверчивый, но когда нет альтернативных источников информации (а об этом
политтехнологи позаботились в первую очередь), готов поверить в то, во что ему
верить хочется и чего проверить он все равно никак не может. Ну, а если что-то
не так хорошо и это все понимают, то тогда можно привлечь очень авторитетных экспертов,
которые «докажут», что эта нехорошесть естественна, что «у них» еще хуже и что
лучше вообще быть не может. Человек, не обремененный способностью
анализировать, проглотит.
К счастью, сегодня такие игры на нижних чувствах уже (очень хочется верить,
что не еще) не кровавы, но бескровными они были не всегда.
И все было совсем хорошо, но люди начали меняться. Не все и не в один
момент, но все более и более многим стало открываться, «за кого держит» их
власть. И почему-то это открытие их не обрадовало. Правда, пока хватает и тех,
кто до такого открытия не дозрел и с охотой продолжает подставляться под лучи
секретного оружия. Интересно, хватит ли их на этот раз, чтобы власть сохранила
власть?
Мы все хотим жить в хорошем государстве. И из-за этого ломаем копья, кто
будет нами править: Путин или не-Путин, или по какому трафарету нам строить
свою жизнь: европейскому, советскому, гитлеровскому или до-петровскому. А надо
бы нам просто задуматься, а что такое хорошее государство.
И тогда мы сразу увидим, что хорошее государство это очень просто. Во-первых,
в хорошем государстве сильные защищают слабых: стариков, инвалидов, детей. И во-вторых,
в хорошем государстве каждый имеет то, что ему нужно. Только здесь
внимательней: не то, что хочется – такого быть не может (во всяком случае,
сегодня, завтра и послезавтра), а то, что нужно. А нужно человеку, чтобы лучшее
в нем развивалось, а худшее не мешало лучшему развиваться.
Лучшее – это стремление сделать из своей жизни ЧУДО: стать Честнее, Умнее,
Добрее, Одухотворенее. А худшее – это страхи, злоба, алчность и их производные.
Для большинства путь к лучшему – учение, а узда для худшего – самопознание,
тоже учение, из-учение себя.
Возможно ли такое государство? Не спешите сказать «нет» и не щурьтесь
проницательно - нет ли здесь, упаси бог, призыва к возврату в страшное
коммунистическое вчера. Такого государства в истории не было. Но это не значит,
что оно невозможно.И даже то, что его нельзя создать за месяц, не означает, что
оно невозможно. Тут включается известный принцип: кто не хочет, ищет причины,
кто хочет – возможности. Но мы-то с вами хотим. Что же мы будем искать причины
вместо возможностей? Как вы думаете?
Нам снова не назначили выборы. Снова все решили за нас. Снова Путин
назначил себя президентом. Ну, и что плохого? Радоваться бы, казалось бы, надо.
Причем – всем.
Одним – что не «будет хуже». Что не придут фашисты. Что не будет
бессмысленного и беспощадного. Пока отменяется.
Другим – что нажитое непосильным трудом останется с ними.
Третьим – что вашингтонский обком с мировой закулисой вновь остались в
дураках, что страна не развалится и будет еще стабильней.
Четвертым, самым умным - что непосильное для них (хотя бы – пока, пока; ах,
уж это утешительное «пока») бремя власти не упадет на их (наши с вами) хлипкие
плечи, и у нас есть время, чтобы подготовиться, потренироваться и укрепить
плечи настолько, чтобы они были в
состоянии это бремя принять. Чтобы вожди (если они у нас будут) наши не дули в
кремлевские дудки и не считали нас за «электоральную (или протестную) массу».
Чтобы мы сами понимали, чего мы хотим и как этого добиваться. Для всего этого нужно время.
В общем, полнейшая выгода и очевидный профит нашему товариществу. Банкет
продолжается. А то, что одни на нем закусывают мартель икрой, а другие –
политуру рукавом, так это не так и страшно – голодных-то нет. Трезвых – тоже.
Вот Радзиховский – он понимает, он объяснит...
Но почему же нет у нас этой радости? Причем, ни у кого нет. Почему так
тошно? Причем, опять всем.
А потому что выбор этот, идеальный, казалось бы, выбор не может принять
какой-то уголок нашей души. Никак не хочет. Как его не уговаривают. Одни
называют этот уголок эстетическим чувством. Другие – этическим. А третьи
по-просту – совестью.
Л.Р. я выбрал так, для примера. Его можно было бы заменить на Н.М., или
С.Г., или даже Э.Р., да и на десятки иных инициалов. История простая и – увы –
ставшая «обыкновенной».
Был политический журналист. Талантливый, в меру тонкий и ироничный, владеющий
пером. Всего этого хватило, чтобы стать властителем политических дум части
интеллигенции и в этом качестве быть востребованным властью. Но востребованным
оказался не столько его талант, сколько убеждения. А убежден мой герой был в
том, что хотя власть наша и не слишком хороша - не очень честна, не очень
добра, не очень умна, да еще впридачу и немного кровава – но это все еще не беда,
так как альтернативы еще хуже. В общем, take care of your boss, the next may
be worse. И
неважно, что там внутри тебя протестует – слушайся здравого смысла, тем паче
когда этот самый смысл подсказывает тебе такие властью-одобряемые и
власти-полезные, а, значит, и тебе лично полезные вещи. В таком духе журналист и творил.
Только вот какая непрятная штука стала с ним происходить – тексты из-под
его пера стали выходить все более и более плоскими. Во всяком случае, те,
которыепосчастливилось прочесть мне. Но я как-то не задумывался, куда эта дорожка
может творческого человека привести. И оттого, наверное, так впечатлился,
когда вчера случайно наскочив на
какую-то информационную передачу Первого канала.
Речь шла о реакции Интернета на ролик Чулпан Хаматовой (телевидение уже не
может молчать о таких вещах – что радует). Сначала ведущий с разъевшейся ряхой
(простите за столь неизящное слово, но иное мне не подобрать) и маленькими
поросячьими глазками лабазника базарной же бранью посыпал тех, кому не
понравился такой ход менеджеров путинской кампании. Расчитана эта филиппика
была явно на идиотов, так как неидиоты понимают, что острие интернетовского
возмущения было направленно вовсе не на Чулпан, а на тех, кто ее использовал. А
потом выпустили моего героя. И он, утонченный когда-то интеллигент, глядя в
камеру совершенно пустыми глазами, запел ту же песню: как хороша Чулпан и как
плохи ее «гонители». Узнать его было невозможно – с экрана смотрел опустившийся
бомж (сходство усиливал красный нос – съемка велась почему-то на морозе, но
дело не в носе: речь бывшего кумира либеральной интеллигенции была речью
отморозка (простите опять за литературный огрех) – Шевченко с Леонтьевым могли
отдыхать. Смотреть на это было... как бы сказать помягче... ну, да, это самое
мягкое слово - омерзительно.
Вот такая ценой и расплачиваются сегодня множество тех, кому мы
аплодировали вчера: талант за бессовестность. Там промолчал, там спел фальшиво,
а врезультате голос утрачен. Это трагедия не одного человека. Это трагедия
нашей культуры. Так уж устроен мир: фальшь не остается безнаказанной. Гений и
злодейство. Даже когда злодейство – это «всего лишь» бессовестность.