Алексей Борычев
УТРОМ
Эго-маг
Возведя
тоску в квадрат и помножив
На нелепую печаль, результат
Выдавая
мне морщинкой на коже –
Белый
маг моей души был так рад,
Что
семнадцатой весной поселился
Прямо в
сердце, где жила только ты
И
бросала гневный отблеск на лица
Дорогих
в былом людей, на мечты…
Он сумел
тебя прогнать и, наверно,
Не хотел
бы, чтоб вернулась ко мне,
Полагая,
что неверно и скверно
Мне с
тобою быть, любить же – вдвойне!
Ядом
зимних вечеров отравляя
Память –
каплями густой тишины,
Понимал
он: ты – чужая, чужая!
И – быть
вместе – счастья – мы лишены…
Но
пришедшая весна разливала
По
бокалам дней апрель-эликсир:
Память
снова в тихом сне оживала,
И
врывался в сердце вновь прежний мир.
И тогда
добрейший маг, чуть не плача,
Оставлял
меня с тобою, с былым.
До
осенних зорь предел обозначив,
Обращался
просто в горстку золы.
… А в
лучистом сентябре возникает,
Обещая
расставанье с тобой.
Охраняет
до весны… только в мае
Исчезает,
обращаясь золой.
Но зола,
скрывая чувства, на сердце
С каждым
годом всё сильнее горчит.
Замещается
добро – злобой серой…
И
становится весь мир – зол, сердит!
Колесница зимы
Запрягая
нетерпенье в колесницу зимы,
Обрекли
январь на долю стать морознее, злей.
И
хлестали нетерпенье плетью горести мы,
Заставляя
дни и ночи мчаться к марту смелей.
Лесником
бродила память по волшебным лесам,
Прорубая
буреломы погибающих грёз.
На игле
мороза ангел в небе ночью плясал.
Ну а
днём… иглу поспешно в снег упрятал мороз.
Дрожью
тишины плакучей в предзакатных лучах
И
зовущим звонким небом – обозначился март.
Колесница
развалилась талым снегом в ручьях…
И весна
опять творила ослепительный «арт».
Наблюдение
Я видел,
как зажжённая зарёю,
Горела
ярым пламенем роса
И над
травой, спешащая за роем
Каких-то
мошек, мчалась стрекоза.
Переливаясь радугой, сверкала,
Разбившись
отраженьями в росе;
И понял
я, что целой жизни мало –
Увидеть
мир во всей его красе.
Ты не такая…
В гробу
ледовых стылых дней зима заснула.
И блик
весны дрожал на ней, на снежных скулах.
Тепла не
чувствуя, она во сне искала
Страну,
где стынь и белизна, где льды и скалы.
И на
лице застыл декабрь, едва заметной
Улыбкой,
чопорной слегка – бесстрастья меткой.
А
слишком ярый – в сотни жал – январский
холод
В
ресницах инеем лежал, на них наколот.
И – вспышек магния белей – блестели кудри
Морозной
дымкой февралей – искристой пудрой.
Весна!
Хмельная теплота! Глоток токая!
Ты всё
равно не та, не та…
Ты не
такая…
Лунная магия
Загадочным
мерцанием берёз
Луна
коснулась леса… Как нарочно,
Опять
возник мучительный вопрос,
Как
отразимо будущее в прошлом –
В
таинственном присутствии Его –
Какого-то
неведомого мира,
Которого
прозрений торжество
Представило
случайностей пунктиром?
События
разрозненные – вдруг,
Скрепляясь
во единую цепочку,
Под
магией луны смыкались в круг,
Неявное
показывая точным.
И в
центре круга некто, недвижим,
Присутствовал,
собой являя образ
Того,
кто в параллельном мире жил,
Отобразив
в нём –
дух мой, плоть и возраст,
Судьбу
мою – зеркальным двойником,
Дарующим
спасительные знаки,
Но
быстро исчезал наитий ком,
Когда
цвели огнём рассвета маки…
И снова,
погружаясь в пелену
Томительного
дня,
и не
пророча
Грядущего
счастливую страну,
Я жду
лесной и долгой лунной ночи.
Подснежник
Льдинкой
канула печаль в тёмный омут Леты
И на
солнечной печи потянулся март –
Распушил,
котяра, хвост, небом отогретый,
Серый
дымчатый, укрыв солнца белый шар,
Чтоб
оно, к весне – ежом дико ощетинясь,
Не
ужалило её, и – до майских трав
Заподснежилась
земля, и весны святыня
Расцвела,
белёсый блеск у зимы украв.
Я был жестоким действием разъят…
Я был
жестоким действием разъят
На две
неравнозначные основы,
Несущие
в сознание разряд
Сомненья
и прозрения святого.
Сомнение
поставило печать –
Окутало
мой мир злой пеленою.
Прозрение
– свечением луча –
Рассеивало
морок предо мною.
Я знаю –
был бы
счастлив, счастлив я,
Когда б
сомненья мыслить не мешали…
В покое
вечном – радость бытия,
А в
страсти, вожделении – едва ли!
И я
вошёл в давно забытый храм.
Надежды
трепетали там свечами
И пелись
песнопенья по утрам,
Исполнены
покоя и печали.
И
светлый дух слетал из алтаря,
Высвечивая
тьму моих томлений,
Спокойствие
творил во мне, даря
Душе
моей от хвори исцеленье.
И крест
на аналое целовал
Упавший
с неба луч.
Окно
сияло.
Но
кто-то мне нашёптывал слова:
Покоя на
Земле для счастья мало.
Утром
1
Прося прощения у вечности
Свинцовой
сумеречной тьмой
За
краткости и скоротечности
Часов,
забытых кутерьмой,
На запад
ночь плыла, не ведая,
Что
обращают вечность в ноль
Мгновений
выстрелы рассветные,
Земную
не сразив юдоль.
2
Рассвет,
задумчив, нерешителен,
Уча
какой-то свой закон,
Легко
общался с небожителем
Весёлым
птичьим языком.
Чирикал,
тенькал и посвистывал
Живой
бесформенный комок
В
переплетенье хвои с листьями,
И
уставать никак не мог.
И
ощущенье пряной праздности
В
разноголосой пестроте
Дразнило,
образуя разности
Оценок
чуда в красоте.
Лишь
там, где сырость изначальная,
Камыш,
осока, молочай –
В траве
– отчаяньем качаема –
Ютилась
некая печаль.
Ведь
утро, медленно скользящее
По
тёмной чаше бытия, –
Ни что
иное как блестящая
Слеза, о
Господи, твоя…