Алексей Борычев
СТИХИ
Круги
В
пределах второго круга
Нам не
найти друг друга…
Где б ни
пролило время
Огненную
тоску,
Схвачены
неизбежным,
Биты
грядущим, прежним,
Мы
принимаем бремя
Метров,
минут, секунд…
В пределах
второго круга
Нас
заметает вьюга
Нет, не
снегами… может –
Хлопьями
пустоты.
Где-то
горят столетья,
Где-то
вторая, третья
Жизнь
обрастает кожей –
Плотью
былой мечты.
Глянцевый
отблеск смерти
На
голубом конверте
Неба, в
котором кто-то
Звёздами
написал
Текст о
пропаже смысла
В
буквах, словах и числах,
Солнечной
позолотой
Нам
ослепил глаза.
Не
находя друг друга,
Бродим в
пределах круга, -
Круга,
который был нам
Первый,
а стал – второй…
Третий,
четвёртый, пятый…
В них –
пустотой распяты!..
Но под
крестом могильным
Камень
всегда живой.
Отгорела тёмными огнями ночь
Отгорела
тёмными огнями ночь.
Надувала
щёки алые заря.
И, не в
силах зёрна утра истолочь,
Просыпала
их на плечи октября
То
листвяной едко-жухлой шелухой,
То
крупой с пустых обветренных высот,
То
янтарно-алой тишиной,
глухой
Ко всему
тому, что серебрит висок
Бесполезно
мною начатого дня,
Где
прощение в прощание влилось,
Где,
конечно, неизменным без меня
Будет
всё вокруг,
и
мировая ось
Вновь
нанижет солнечные дни,
Непогодой
прорастающие в ночь…
Всепрощеньем
ты её перешагни
И
вернись ко мне,
уйдя
навеки прочь!
Я хочу разузнать
Я хочу
разузнать, сколько будет стоять
Этот гул, этот шум в перелесках ночей?
И когда оборвётся вины твоей прядь,
…Я сожгу её,
вновь
оставаясь ничей.
Где-то там, далеко, где всё время легко -
Ты осталась, забыв переменчивый край,
И пропала лучом между туч-облаков
И не крикнула мне: «Выбирай! Выбирай!»
И гуляет по лесу, по полю твой гул,
И за память цепляется иглами дней,
Но не ты утопаешь в февральском снегу.
А другая, другая... иду я за ней…
В жидком олове снов растворяемый рай
Пал тоскою на дно сероватых времён..
Почему ж ты не крикнула мне: «выбирай»,
Превращаясь в одну из забытых икон?
Кто-то утром в лесах разжигает костры,
Кто же это? – хотел посмотреть: не могу.
Слишком тени кустов и деревьев пестры.
Слишком блики остры на горячем снегу.
За постоянством немоты
За
постоянством немоты
В
просторах вечных заблуждений
Живут
забытые мечты,
Блуждают
их живые тени.
А на
осях иных миров,
Где
постигается бессмертье,
Нанизан
сумрак катастроф
Земной
бессменной круговерти.
Когда в
дыму случайных фраз
Мелькают
контуры вселенной,
Сколь ни
бессвязен был рассказ,
Он будет
истиной нетленной.
Но срок
молчания велик –
Кому
знакомо совершенство,
Непостигаемой
Земли
Непостижимое
блаженство.
Февральские минуты…
Тянулись
медленно февральские минуты.
В них не
было ни страсти, ни тепла.
И день
казался вечным, словно путин.
И
скучной, как зюганов, ночь была.
О чём-то
возбуждённо говорили.
Молчали
принуждённо иногда…
Горел
огонь морозной едкой пыли
И на
небо смотрели города.
Казалось,
ничего не происходит.
И вряд
ли тут чего произойдёт.
Бегут
минуты. Год сменяет годик.
В толпу
преобразуется народ.
И в
воздухе витает: по-каковски
Теперь
отнимет разум русский чёрт?
Ответ,
темней, чем мыслит жириновский
И чем не
мыслит бывший горбачёв.
Не будет
ничего… довольно пыла
Каких-то возражений и обид!
Ведь то,
что может быть – конечно, было.
Осталось
лишь – чего не может быть.
Сегодня день, в котором бесконечность…
Сегодня
день, в котором бесконечность
Янтарной
акварелью разлита
По
мыслям успокоено беспечным,
Где
расцветает чувства полнота.
И время
узелком воспоминаний
Качается
в невидимой руке
Гуляющей
по зимним тропам тайны,
От нас с
тобой, мечта, невдалеке.
Сегодня
вечер – тлеющая свечка,
Стоящая
у гроба суеты,
Убитой
пропадающим словечком –
Стирающим
разлуку – словом «ты».
Сегодня
ночь прольёт печаль созвездий
На лица
неисполненных чудес,
И лунный
блик – миров лучистых вестник
Вернёт
Земле спокойствие небес.
Сквозь
пыль неугасающих столетий
Пронзит
простор былого острый луч
Обиды о
пропавшем прошлом лете,
Где не
был страх потерь, как шип, колюч.
Где
полыхало грёзами пространство,
Огнями
нескончаемых удач,
И где
так просто было разобраться
В любой
из не решаемых задач!
Серпантин
Стирает
время лица дней
С
холстов потерянных картин,
Где был
и чётче, и видней
Замысловатый
серпантин
Огня и
тьмы, разлук и встреч,
Приобретений
и потерь,
Того,
что больше не сберечь,
Того,
что лишнее теперь…
И пылью
солнечной февраль
Сверкает
в дымке голубой
И пьёт
сиреневую даль
Молчаньем
сосен и дубов,
Печалью
мраморных берёз,
Смотрящих
тусклую звезду,
Воспоминаньем
летних гроз,
Тропой,
которой я иду
Туда,
где новый серпантин
В очередном
своём витке
Откроет
двадцать пять причин
Пролить
тоску в моей строке.
Тень
В
берёзовые чащи ложится день
И лужи
стекленеют подлунным льдом.
И с неба
прилетает шальная тень,
Тревогой
наполняя уснувший дом.
Она
летала в мире, где чёрный свет
Пронизан
беспокойством белёсой тьмы,
И души
расстояний таят ответ
На то,
чего осмыслить не можем мы.
По
мебели, предметам она скользит,
Бездушна
и бесплотна, всегда одна,
И время
бледным бликом пред ней дрожит,
Тревожится
пространство в стекле окна.
Людскою
пустотою оживлена,
Порхает
по привычкам чего-то ждать,
И,
чёрною отвагой в ночи полна,
Терзается
желаньем покой отнять.
Усиленно
мигает ночная даль,
Зарницами
рисуя дальнейший путь
В
какой-нибудь забытый земной февраль.
Лети
быстрей в былое! Про всё забудь!..
Отброшенная
чем-то в иных мирах,
Она
принадлежала самой себе,
И не
было предмета, а был лишь прах,
Который
был развеян в её судьбе.
Тяжёлой поступью времён…
Тяжёлой
поступью времён
Идёшь,
забытая, ко мне,
Играя
искрами в огне
Давно
покинутых имён,
Вздымая
тяжкую волну
На
тёмной глади бытия,
Где
шхуна утлая моя
Ни плыть
не в силах,
ни
тонуть!
Узнав
неведомый мне код
У
адвокатов вечной тьмы,
Шагая
мглой через холмы,
Ты мне
пророчишь злой исход.
Кому,
скажи, предрешено
Быть
повелителем твоим?
Хоть не
расправиться мне с ним
И не
спастись – я знаю, – но
Определю
иную цель,
Другим
богам я поклонюсь
И
растворю тоску и грусть
В
Гольфстриме бешеных недель.
Обрушу
замок пустоты
В глухую
пропасть под судьбой.
Предстану
нищим пред тобой,
Без
жажды счастья, без мечты…
Жемчужные нити вчерашнего дня…
Жемчужные
нити вчерашнего дня
Оборваны
солнечной песней,
Пропетой
лучами в стремленье поднять
Мечту
над печалью, чудесней,
Напевней
пропеть переменчивый мир
Волшебной
небесною флейтой –
До
блеска, до счастья, до звона рапир
Парадом
идущих столетий…
Пускай
истлевает созвездьями ночь,
Пускай
темнота догорает! –
Я знаю,
что тьме невозможно помочь
В
пределах лучистого края.
И снова
натянет восток тетиву,
Взметнутся
огнистые стрелы,
И кто-то
сквозь боль прошептав: «я живу!»,
Забудет
о том, что болело.
Зима деньки по зёрнышку клюёт
Цепляясь
солнечной иглой за ель,
Уставший
день упал в объятья ночи.
Срывая
двери темени с петель,
Ворвался
в терем леса лунный кочет.
И перья разлетелись
по снегам
Истлели
в темноте огнями бликов,
Созвучные
аккордам звездных гамм,
Наполненных
ночной печалью дикой…
Стояла
тьма, как верный страж зимы,
И стрелы
холода пронзали полночь.
И мы с
тобою вместе, ночь, - не мы, -
А некто
неизвестный, преисполнен
Других,
а не моих страстей, надежд,
Других,
а не твоих морозных далей,
Но кто
он, кем он раньше был и где ж
Все те,
кто в зеркалах его видали?
Слияние
– не путь познать себя
В
другом, в других, в самом себе, а свойство
Почувствовать,
раздвоенность терпя,
Миров
несправедливое устройство.
Конечно,
по-другому написать
Об этом
– невеликая задача.
Труднее,
забывая небеса,
Вымаливать
грошовую удачу.
Снега и
ночь. Опять снега и ночь.
На
острие тиши простор нанизан.
Но в
снег печаль мечтой не истолочь
И не
преподнести весну сюрпризом
Себе –
на, дескать, вот она – красна,
Покуда
всё стократно повторимо.
И я
молчу… зима – предлог для сна
Тому,
кто обречён быть пилигримом.
Потерпим.
Подождём. И небосвод
Остатки
дней просыплет у порога.
Зима
деньки по зёрнышку клюёт.
Но их
немного. Их совсем немного!
День прошлого
О чём
грустишь, смотрящий из былого
Сквозь
пыль веков, пропавший прошлый день!
Стекло
весны твоим разбито словом
В
осколки чувств,
В
сплошную дребедень.
Твои
слова – отравленные стрелы
Былых
иллюзий счастья и чудес.
Я вне
себя. Бессильный. Неумелый.
И не
пойму, зачем, зачем я здесь –
Вот в
этой дымке разочарований,
На
острие нелепого «сейчас»,
Высматриваю
прошлое в тумане
Ненужных
действий, мыслей, чувств и фраз.
Я не
пойму, зачем слагают звёзды
Сюжеты
притягательных легенд,
Когда
опять в гробы вбивают гвозди,
Когда
навек отсрочен «happy end».
О чём
грустишь,
Сквозь
память продираясь,
Когда
пора отчаяться лишь мне!
Я не
вернул потерянного рая.
Не
проскакал на розовом коне.
Вечер
Вы
думали, что вечер – полутьма,
В
которой непонятное блужданье
Предчувствий
тайны сводит нас с ума,
А ночь –
уже во власти этой тайны?
Ничуть!
Он – не
родившийся малыш,
Растущий
по секундам в чреве ночи.
Об этом
шелестит зимой камыш,
Когда
молчать не может и не хочет.
Скажи, зачем тобой пусты миры?..
Скажи,
зачем тобой пусты миры?
В них
без тебя – ни милости, ни силы.
Скажи,
зачем ты вышла из игры
И никого
об этом не спросила?
Тебя
ввели мы за руку сюда,
В чертог
времён, где прошлое – в грядущем
Затем,
чтоб ты осталась навсегда,
И стала
явь событиями гуще.
Чтоб
череда нелепых дней и лет
Образовала
некое мгновенье,
Которое
струило б яркий свет
Иссякнувшей
любви и вдохновенья.
А ты
ушла за край шестых небес,
Где без
тебя всё цельно и прекрасно.
Вернись,
пойми, ты нам нужнее здесь.
Заполни
чем-нибудь большую разность
Известных
двух опасных величин,
Неявная
зависимость которых
От трёх,
пяти, семи, восьми… причин
В
линейную войдёт совсем не скоро.
Но
тензор многомерный бытия
Свернётся
до числа твоею волей,
Когда
вернёшься в ближние края
Под
звоны поднебесных колоколен.
И тьма
испепелит огонь,
когда
Стремиться
будет вспять, к истокам, время.
Вернись
скорей, пока горит звезда,
Как
слово изначального творенья!
Пустота
Когда
осыпаются спелым зерном
Созвездий
колосья на поле
Свинцовой
тоски, я грущу об одном –
О
неодолимости боли…
Легко
прорастает в мой мир пустота,
И злое
бессилье под кожу
Мне
вводит забытая в прошлом мечта,
На сны
бесконечно похожа.
Но мысль
обретает и вес, и объём,
В моей
пустоте ощутимый,
Ничто
воплощается сразу во всём,
Реальность
становится мнимой.
И
слышно, как травами космос шумит,
А в
поле, где зёрна упали,
Уже
расцветает гортензией мир,
Свободный
от «чёрной печали».
Но часть
пустоты обозначена в нём,
А,
значит, опять загорятся
Невзгоды
и беды бесцветным огнём
По
схеме, очерченной вкратце
Творцом
и хранителем разных причин
В
копилке возможных событий,
Скрывающим
истину сотней личин
И
правдой, до боли избитой.
Музыка тьмы
Устало,
печально скрипели качели
И плачем
невидимой виолончели
В дома
залетали… Пыльцой,
Мерцающей
около крылышек детства,
Порхала
привычка в неправду одеться,
А правду
оправить в кольцо
Того,
чего нет иль бывает не часто,
Того, к
чему годы безвыходно мчатся,
Себя не
узнав в зеркалах
Событий
былых, чьих темна амальгама.
Потеряна
в ней семицветия гамма.
И
прошлое, будто скала,
Где мы,
достигая заветной вершины,
Играем в
печаль, не нашедшей причины,
Увидев
себя с высоты
Отличий
времён и родства расстояний,
Где
необратимы пути расставаний,
Но так
неизбежно просты!
Крестами
наитий отмечены встречи
На карте
бессмертия. Очеловечен
К
отсутствию смысла порыв.
И
женщина вносит вино и бокалы
Мне в
комнату, тихо лепечет: искала
Тебя, не
молчи, говори!»
Родная!
Ты слышишь, как тихо смеётся
Над
нашею встречею темень колодца,
В
которой окажемся мы,
Забыв,
как печально скрипели качели,
Когда
замолчали вдруг виолончели,
Предчувствуя
музыку тьмы.
Земля улыбнулась весной…
Земля
улыбнулась весной,
И
звонким берёзовым смехом
Летело в
бессмертие эхо
Твоё,
отражённое мной.
Ты быть
не могла, но была,
Покуда
вне времени всё же
Ты мне
бесконечно дороже
Любого
добра или зла.
Земля
улыбнулась весной,
Задористой,
розовокрылой,
И терем
покоя закрыла
В глуши
ручейковой, лесной.
В
жужжании солнечных дней
Так
много простора для звука,
Что
кажется, будто разлука
Оглохла
и стала глупей.
Земля
улыбнулась весной,
Неярко,
стыдливо и сонно,
Но
камень светился от солнца,
Зажжённого
яркой сосной.
Бежали
пылавшие дни,
В
прохладные белые ночи –
От тока
весны обесточить
Себя,
отдышаться в тени.
Земля
улыбнулась весной,
Смотря
на печальные звёзды,
Которые
рано ли, поздно
Тебя
обвенчают со мной!
И тени
ушедших времён,
Слетая,
как стаи, с галактик,
К весне
прикоснутся галантно
Мерцанием
звёздных имён.
Земля
улыбнулась весной,
И нам бы
с тобой засмеяться.
Но много
прошло –
лет пятнадцать –
С тех
пор как ты стала звездой…
Женская лирика…
Легко
растворяя кристаллы сомнения
В
озёрной тиши отдыхающих лилий,
Касайся
летящей звезды вдохновения,
Не бойся
во мне неземное осилить!
Ты
видишь, как тени не встреченной вечности
Жучками
бегут по горящей бумаге,
Зажжённой
лучиной июльского вечера.
Решайся!
Я знаю – ты полон отваги!
В тебя
прорастаю не сердцем – предсердием,
Ведь
сердцем – ты знаешь – гораздо больнее.
Но слово
к словам подбираю с усердием,
С
фиалкой воркуя, цвету по весне я.
Смотри:
тротуары с тревожными лицами
Всё ищут
по лужам разбитое небо..
А я
отыграла небесными блицами
Луну,
унесла в душный полог Эреба.
Я нитью
чудес прошиваю вселенные,
Скрепив
полюса их своею мечтою..
Ты
знаешь ли, милый, насколько бесценна я!
И небо
не ведает, сколько я стою.
Листая дни при сумеречном свете
Листая
дни при сумеречном свете
Моей
зимы, смотрящей на восток,
Я сны
зову, поющие о лете,
И жгу
тоски заснеженный листок.
Я знаю –
дни подобны снежным птицам.
Их путь
туда, где мир неизменим,
Где не
грустны земных событий лица,
Где мой
рассвет бессмертием храним.
Я
восхожу ступенями мгновений
В
чертоги сна, в сквозную тишину,
И там со
мной веков играют тени,
И я в
волне безвременья тону.
В
осколках дней на тлеющей планете
Взошли
ростки не тлеющей любви.
Они
уснут, мечты свободной дети,
Но будут
ли разбужены людьми?
А где же
ты, мой лучший день июля?
Какой
тропой – небесной ли, земной –
Идёшь ко
мне, пока цветы уснули,
Чтоб
разбудить их встречею со мной?
Я иду по тропинке прошлого
Я иду по
тропинке прошлого,
Где
звенит колокольчик юности,
Где
вплетаются сны певучие
В
очарованный лунный луч.
Под
ногами сверкает крошево
Каблучками
разбитой лунности,
И
зарница глазами случая
Мне
мигает с небесных круч.
Прорастая
в тебя наречьями,
На
которых вещают сумерки
О поющем
весной бессмертии,
Восхожу
красотой к тебе.
Посмотри,
как сияет вечное,
Как
печали бесславно умерли…
И
посланники милосердия
Разжигают
костры в судьбе!
Миры
Безликий
мир, двоящийся в осколках
Хрустальных
фраз, разбитых пустотой,
Как ты
смешон!
Не жаль
тебя нисколько
В твоей
тщете, бессмысленно-простой.
Пропавший
мир, забытый иероглиф
Небытия,
зачем твоё «тогда» -
Неважно
что – изменчивость ли, рок ли, –
Когда
прошли парадные года?
Когда
хрустит уставшая планета –
Не на
одной! – на всех своих осях,
И над
мечтой господствует вендетта
И шьют
простор скорбями небеса.
Забытых
дней бессмысленное эхо!
Тот мир
тобой распят в моей судьбе.
Ты
знаешь, мне сегодня не до смеха,
Как не
до слёз раскаянья – тебе.
Так что
же, пусть кружит твой скорбный ангел
Над всем
былым, над мёртвой тишиной.
Но
где-то там, вдали, играет танго.
Есть
новый мир, пока ещё живой.
Вращая ось весенней суеты…
Вращая
ось весенней суеты,
Пронзившую
простор моих желаний,
Я
запрещаю прошлому застыть
И
обратиться в каменную тайну.
Я
запрещаю будущему плыть
На утлой
шхуне странных сновидений
В
просторах бесконечной серой мглы,
Где
вместо нас – былого злые тени.
Целуя
сны заснеженных долин,
Лесным
ручьям подснежник улыбнётся
И на
небе созреет апельсин
Апрельского
полуденного солнца.
Фиалки
расцветающих ночей
Я
заплету венком очарований
И лунным
бликом лягу на плече,
Скажу о
вечном звёздными словами…
Ты не
молчи – прошу я – не молчи,
Когда
поймёшь, что в каждом – жив волшебник,
Имеющий
к бессмертию ключи,
Небытия
читающий учебник.
Привет тебе, мой славный юный день!
Привет тебе,
мой славный юный день!
Тропой
цветов идёт ко мне, вздыхая
Огнём
зари, неповторимость мая,
Вплетая
в ночи снежную сирень.
Цветёт
весна светящимися днями,
Кружится
в небе солнечная пыль.
Привет
тебе! Моя земная быль,
Поющая
весенними огнями.
В тени берёз
и елей полумрак
Врастает
тишиной в апрельский полдень,
И в чаще
луч, как будто перст господень,
Касается
блестящего ковра,
Лежащего
на листьях прошлогодних,
На мхе,
на пнях, на сучьях, на земле,
Которая
бессильна разомлеть
Пока
ещё, в объятьях несвободных
Подтаявших
снегов. Со всех сторон
Пространство,
ожидающее звука,
Пронизано,
как стрелами из лука,
Шипами
оживающих времён…
Лиловый
вечер тьму кладёт на плечи,
И лунный
блик доверчив и смешон,
И сны
земли – тоски сжигают свечи,
И старый
мир весной преображён.
Весенняя кантата
Смотря
на весёлых небесных лошадок,
В карете
везущих весеннее солнце,
Легко
понимаешь:
Мир
вовсе не шаток,
Но знают
об этом лишь ели да сосны.
И знают
ещё и леса и долины,
Молчащие
мглою, поющие солнцем,
Хранящие
тайны в сплетении линий
Руки
Дульцинеи, не ставшей Альдонсой.
Беспечные
лица весенних событий,
Смотря в
зеркала беспокойных сомнений,
В себе
не находят печали, забытой
В
пространствах пяти иль семи? измерений.
Я вижу:
играют какие-то дети
На
солнечных струнах, в пылающих росах,
И небо –
лукавый игры их свидетель
Над ними
– таинственным знаком вопроса…
Листая
восток, обжигаясь зарёю,
С лесами
толкуя на птичьем наречье,
Я сказку
найду, а не сказку – зарою
В земле
оживающих противоречий.
Памяти 2002 года
Там, где
времён разрушаются стенки,
Где
озаренья негромко поют,
Где
различимы предчувствий оттенки,
Чувствует
жизнь середину свою.
Можно
врастать безразличием в память,
Смутно
надеясь на некий уют,
Но
пропоёт беспокойство над нами:
Чувствует
жизнь середину свою.
Время
крылато, пространство бескрыло.
Жизнь
ожидает, но долго не ждёт
Тех, чьё
бессмертие злоба сокрыла,
Впрочем,
бывает и наоборот.
Зёрна
возможного лёгкого счастья
В нас
прорастают тревогой, когда
В город
грядущего яростно мчатся
Тягостных
мыслей и чувств поезда.
Всё
разделимо на Небо и Землю
Лезвием
тёмного небытия,
И в
колыбели мечтания дремлет,
Срок
выжидая, кручины змея.
Над
тишиной позабытого края
Гулом
тревожным, усталый, стою.
Знаю:
свечой в темноте догорая,
Чувствует
жизнь середину свою!
Забывая звенящую музыку сфер…
Забывая
звенящую музыку сфер,
Где
блаженство мечты расцветает,
Я бреду
по Земле, неземной Агасфер,
И со
мной – отрешённость святая.
Полнозвучием
дней напитаю судьбу,
И в
алмазном дожде вдохновений
На
полдневных лучах сотворю ворожбу,
Чтобы
ожили прошлого тени.
Чтобы
полночь качалась на волнах веков
Серебристой
забытою лодкой,
И чтоб
зависть покинула сердца альков,
Уходя
воровскою походкой.
Чтобы
ярко сверкали тобой времена,
Позабытое
прошлое счастье,
И
зовущая в тайны миров тишина
Не
рассеялась бы в одночасье.