Александр Балтин
ЖЕРНОВА ЖЕСТОКОСТИ и другие стихи
ЖЕРНОВА ЖЕСТОКОСТИ
Жернова жестокости
смололи
Многие сознанья
в пыль.
Завитки, оттенки каждой
боли
В мире
адском созидают быль.
Сколь ветхозаветные
суровы
Люди? – покалечить?
Просто шаг
Логики, когда не
слышно слово
Высоты, и каменна
душа.
Казни древнего
Египта – дебри
Ярой изощрённости
страшны.
Крокодилам пиршество – и
денный
Свет погас. И
жизнь в тонах
вины.
Как в
средневековье собирали
Казни толпы! Разудал палач.
Кости под
ударами трещали,
В облако – тягуч – сгущался плач.
…пацаны на
пустыре гоняют
Котиком в
футбол. И хохот лют.
Ржут – и преступленье
совершают.
По жестокости
века текут.
Да, текут –
жестокость обмелела:
Не идём
на казни поглядеть.
Жернова жестокости
умело
Свет разрушит, и
отменит смерть!
Или я
иллюзии заложник?
Но растём
духовно – хоть чуть-чуть.
В ангелов
развиться невозможно,
Световую хоть
бы вызнать суть.
* * *
День скатывается
к обрыву
Потьмы, и не
восстановить,
Что в
нём бы уподобил
диву,
И что
придётся позабыть.
Окошки вместо
звёзд мерцают,
А звёзд
не видишь в темноте.
Из жизни
смыслы вытекают.
Когда не веришь
высоте.
СКОПЦЫ
Плоть свою
убеляли –
Корень свой
отсекали,
Отъединялись от
Морока сладострастья.
Дух был
им высшей властью.
Рьяно раденье
идёт.
В круг
становились, белея,
Пели экстазно. Идея
Жизни проста.
Дух святой
окрыляет,
В высоту
поднимает
И к
себе приближает
Неземная его
красота.
Скопцы – всегда скопидомы.
Небесные манят дома,
Но ссудная
касса важна.
Бабьи лица
желтели.
Кривая правда
на деле
Вышла. Кривая…скудна.
* * *
В манежике
рыдал ребёнок,
Муж бабу
за бутылку бил –
Бутылку вылила! – вопил.
Жена шипела – Сам
подонок.
Квадратный жлоб. Квадратна жизнь.
Сереет небо
безответно.
Как будто
жизнь есть форма
лжи,
И нету
в ней любви
и света.
ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ СТУЛ
Стул смерти. Стул. Всего-то стул.
И подсоединённый провод.
И в
отвращенье мысли тонут
И в
ужасе – не то сутул
Наш мир? Убог
и кривобок.
И проклято
изобретенье
И не
разбито. Долгий срок
Его используют. И
тени
Убитых навестят
навряд
Хоть палачей, хоть
грешных судей.
Цель человеческая – сад,
Да в
том саду не
скоро будем.
* * *
Полезно всё, что
очищает, а вредно то, что
загрязняет.
Жаль только
истина сия не
стала нормой бытия.
ИНКВИЗИЦИЯ
Инквизиторы бывали
злые,
Были – верой, как огнём горели,
Но других
пытали, и кривые
Мысли их
сознаньями владели.
Инквизиция, чернея, палец
В тело
яви упирала мощно.
На костёр
влеком весёлый парень,
И старик
влеком – патлатый, тощий.
Зёрна инквизиции – представишь –
Прорастают повсеместно, тихо –
Глупостью когда
усердно славишь
И жестокостью
пустое лихо.
ГАМЛЕТ,
ИСТОЛКОВАННЫЙ ВЫГОТСКИМ
Гамлет Выготского
подлинный.
Выготский Гамлета
понял и –
Сколь поняли
мы его –
Истолкованного вот
так?
Не образ – скорее знак.
Более ничего.
Как – ничего нет боле,
Ежели сгустком
боли
Гамлета чувствую
я?
Вторженьями и
расколами
В жизнь
свою невесёлую –
Переполненную глаголами…
Источник забыл
бытия.
Бог – сей источник…О
Боге
Должен помнить, - дороги
Одолевая - всегда.
Ибо - как
боль зубная –
Как Максим
Исповедник писал –
Бог должен
в тебе всегда
и
Быть ощущеньем – а
мал
Ты для
того ощущенья.
…Гамлет среди
зеркал.
Пёстрые отраженья –
Гамлет – чего ты
ждал?
Мы все – отражения сути.
Гамлет, не обессудьте –
Выготский истолковал
Вас – хотя невозможно.
…ежели жил
я ложно.
Кем же
в посмертье стал?
ЖЕСТОКОСТЬ
Двор пыльный, серый
– как тоска,
И вместе
плоский, что доска.
Котёночек
идёт пушистый.
Вон три
шпанистых пацана.
-Сдурел ты, Мак? –
Пошёл ты на…
Макаров
парень мускулистый.
-Гля, зверь! – А
ну-ка им – в футбол!
И поддаёт
котёнка – Гол, -
Хохочет, рот
щербатый пялит.
-Не, гола нет, -
другой удар.
Пищит котёнок. –
Наподдал
И третий,
тоже зубы скалит.
Забит котёнок,
весь в крови.
-Ну что, по
пиву? не криви
Пасть, корешок, на
водку нету.
Двор пыльный,
серый, как тоска.
По жизни
хряснула доска,
И не
расколешь доску эту.
* * *
Психозов от
и от мечтаний,
Которых не
умеешь без
Поможет
музыка сияний,
Поможет
музыка небес.
Коль слышать
оную умеешь,
Яснее станет
что по чём.
И в суть
реальности поверишь,
Оставив мысль –
ты обречён.
* * *
Сердце, не остановись!
Я тебе
напоминаю.
Я тебя
пережигаю
Топливом, чтоб длилась
жизнь.
Сердце, не остановись –
Выдержи, напоминаю.
Не смотри, что
я сгораю.
Я сгораю – длится жизнь.
* * *
Не желать,
- не добавлять
Никаких желаний
к прошлым.
Просто ль – жить, и
не желать?
Мнится делом
невозможным.
* * *
Скрипки осени
зазвучали.
Приглушённо пели
в начале,
Ныне звук
их сгустился в
цвет.
Золотятся, грустят
берёзы.
С прядей
оных стекают слёзы,
Вариантов инаких
нет.
Тополя под
звучание стали
Так богаты, как дожи.
В начале
Помню скрипок
осенних лад –
Тихий-тихий отчасти робкий.
Ныне пурпур
мерцает волглый –
Дождь прошёл, и
какой аромат!
Много скрипок
у осени, много!
Сколь звучанье
даст искру итога?
Всем известен
мотив ноября.
Слышу то, что
желаю слышать.
В октябре
ветер дивно колышет
Свод всеобщего
календаря.
РОМАН
От флигелей
в тылу дворца
Дымком заносит
в колоннаду.
Пилат, твердящий – Яду,
яду,
Твердящий это
без конца.
Трамвай, позвякав,
проскочил,
Кот едет
сзади – грандиозный,
Весёлый, иногда нервозный,
На гаерство
хватает сил.
Огромный дом, чьи
этажи
Сплошь кабинеты
и конторы –
Дом жизни, длятся
коридоры.
Жить могут
люди без души?
Роман в
реальность вовлечён,
Её меняющий
как будто.
Сложны романа
атрибуты,
Во взрывах
смеха сложен он.
Роман зелёный, чей
отлив
песчано-золотист порою,
я знаю
наизусть – не скрою,
не зная
наших перспектив.
* * *
Классики в
лесопарке
На асфальте
так ярки –
Осени будто
в пандан
Этот рисунок дан.
Осень стирает
движенья
Страницами возраженья
Им – ибо вряд
ли нужны
Волне золотой
глубины.
Золотом плачут
берёзы.
Где же
ответы? вопросы
Многие праздно
томят.
Классики пёстро
горят.
ДИАЛОГ ГЕРОСТРАТА С
СОБСТВЕННОЙ СОВЕСТЬЮ
Не горел
сначала храм…И я
Дёрнулся – а может
и не надо.
-Дёрнулся? Так всё
ж душа твоя
Не совсем
была осколком ада.
-Ада? Я страдал! И
я мечтал,
Чтоб меня
другие оценили.
-А за
что? Напрасно ты страдал.
-Как мои мне
надоели были!
Я пастух. Иль
глину я месил?
Сам уже
не помню, только ясно
Не полюбят, сколько б
ни просил
Я о том, и
всё и всё
напрасно.
Что же – значит
имени пропасть?
Будто бы
и не жил
я на свете?
И небытия
познаю власть?
Темноты всегда
боятся дети.
-Просто жить
ты мог бы. Просто
жить.
Радости хватает: небо, воздух,
Храмом любовался
бы. Губить
Для чего
же? Не велик твой
возраст
И жениться
мог бы… - Нет и нет
Я хотел, чтоб
помнили – хоть эдак.
Плохо храм
горел.
Даривший свет,
Вдруг огонь
взъярился - напоследок.
Храм я сжёг
– и ныне
ухожу
Чернотой в
века, и там останусь.
Воспалённого сознанья
самость!
Ей служил
я. И теперь дрожу…
* * *
Гадостей, подлостей много –
Только верит
душа:
Мир дан
шедевром Бога,
Тайна его
хороша.
Тайну его
понять бы…
Мерзости много
всегда.
Только не
будет свадьбы
Света с
потьмой никогда.
* * *
Медузы – как обрывки
той
Таинственной,
непредставимой
Пражизни – или наша
мнимой
Покажется, полупустой?
Медузы медленно
плывут
Полупрозрачны,
студенисты.
И в
чашечках своих несут,
Суть, что едва
ль постигнешь быстро.
ВИШЕНКА
Вишенка, моя вишенка,
Поговори со
мной.
Что отвечаешь – не слышу
я,
Дачный ценя
покой.
Ветер тебя
качает и
Гнёт, -
кривовата и так.
Осень придёт
печальная,
Лету цена – пятак.
Вишенка моя, вишенка –
Часто на
свете грущу.
Жизнь моя – будто
нищенка,
Что такая – себе
не прощу.
Ягоды ел
я с вишенки,
Помню их
плотную сласть.
Как же
не знаю вышло
я,
Что суждено
пропасть?
Что настроение
чёрное
Съело почти
меня?
Юность – в мечтаниях
вздорная –
Сгорела витком
огня…
ОБЕРЕГ
Ты не
знаешь толком как
Он работает, при этом
Он работает – и знак
Оного прошедшим
летом
Получил…Мой оберег –
Тонкое сиянье
смысла –
Будто есть
далёкий брег,
Но туда
не пустят числа.
Свет сгущённый – оберег,
Сгусток солнечности
даден.
Многое я
сам отверг
Ради редких
виноградин
Осмысленья бытия.
Я столь
многого не знаю.
Даже кто
есть этот я
Часто мало
понимаю.
* * *
Лист кленовый
в воздухе парит,
Золотом своим
переливая,
Воздух тем
зигзагом прободая,
Что, конечно, болью не
грозит.
Он парит
над суммою кустов,
Над берёзой, локоны которой
Изольются, будто суммы
слов
Жалобщика – по привычке
вздорной.
лист парит, снижается, упал,
Носом фокстерьер
его подбросил.
Я по
сути, толком не узнал –
В чём
твои секреты, чудо- осень.
* * *
Отец, вновь тебя
вспоминаю,
Особо осенней
порой.
Былое что
ль предпочитаю,
Сегодняшней колот
иглой?
Чудесно с
тобою гуляли
По гнутым
проулкам Москвы.
И спорили, и
рассуждали
О том, что
так сложно, увы.
Ты умер, отец. Только снова
Понять я
стремлюсь: где же ты?
Моё ты
услышишь ли слово
С неведомой
высоты?
Я верю – мне
жить помогаешь
Потом помоги
умирать.
Ах, осень, ты вновь
раздеваешь
Деревья, тебя не
унять.
* * *
Стружка месяца
золотится,
Стружка мне видна из
окна.
Иль заплатка
такая из ситца
На одежде
ночи одна?
С чем
угодно сравнить возможно,
Все сравненья
месяцу – тьфу.
Одиноко тебе
и тревожно,
Ибо жизнь
утекает во тьму.
* * *
На мистическом
пути
Будьте осторожны,
Чтоб свечу
свою нести
(свет в
какие ножны
Острым огоньком
войдёт?)
Много надо
силы.
На мистическом
пути
Что за
перспективы?
Снова осень
отряхнёт
От листвы
деревья.
Перед этим
будет мёд
Цветовой и
древний.
Сладок этот
мёд, скажи?
Да бывает
слаще…
На мистическом
пути
Мистические чащи.
Не видать
сих чащ – в тебе
От рожденья
скрыты.
Ах, простуда на
губе,
Ох, гирлянды быта.
От всего
бы отойти –
Двигаться и
только!
Невозможно, коли жив –
Оттого и
горько.
* * *
Сад пёстрый, как
иконостас –
Звучат осенние
мотивы,
Что не лишают
перспективы
Кого-нибудь из
грешных, нас.
А над
иконостасом крест.
Который дан
пластом небесным.
Сколь ты не
доверяешь безднам,
Столь невозможно
этой без.
Сад цветовой, его
слои,
Его отменные
нюансы.
И вглядываясь
в то пространство,
Ты мысли
высветлишь свои.
* * *
А коль
страданья высотой
С махину
Кёльнского собора?
Тогда в
себя придёшь не
скоро –
Разбитый, вялый и
больной…
Но стоило
ли так страдать,
Коль неизменен
свет небесный?
Всё будет
сглажено той бездной,
Какую сердцем
не понять…
СОЛЬ СВЕТА
Что зло
могущественно столь
Доказывает силу
света,
Которого не
знаем соль –
Пока не
нужно знанье это.
Коль стадо – значит есть
пастух.
Коль есть
река – то будет море.
Врастаем во
всемирный дух
Мы медленно – сквозь тьму
и горе.
Иначе мы
не можем, нет –
Нас ослепил
бы – грешных – свет.
ПАМЯТИ ГАЛИЧА
Жёсткими шпицрутенами
строк
Бита им
не раз реальность, ибо
Голос правды
вечно одинок,
И…кому за
жизнь сказать спасибо?
Ритмы рвутся, сильный звукоряд,
Остро колют
нас шипы сарказма.
Не порвутся
струны – будет сад.
Долго ждать, коль
жили несуразно.
А теперь
ещё и гнусно
жить –
С чёртом
каждый в сговор
бы охотно…
Ибо правду
неприятно пить,
Ибо жить
желаем беззаботно.
Жёстко строки
бьют – не так, не так
Мы живём. И
не вернуться даже
В золото
мечты – двужилен мрак,
Мутные вокруг
дрожат пейзажи.
Голос резок. Монастырский хлеб
Пахнет горем, слёзною молитвой.
Только против
жизни путь – нелеп,
Хоть и
не бывает жизнь
малиной.
НЕ СМОТРИТЕ
НА МЕНЯ!
(рассказик)
Писал
эсэмэску, приткнувшись у поручня
вагона метро. Тесно было…
Тётка
в красном пальто
стояла так близко
к нему, что казалось – при чём
казалось мучительно, садняще – она
заглядывает в текст.
– Извините, - поднял на
неё глаза, - не могли
бы вы не
смотреть на меня?
– Я? Я
не смотрю…
– Ну
как же…
– Молодой
человек, если вы не
здоровы, лечиться надо!
Не
стал отвечать; отправив эсэмэску, вытиснулся в
потоке других из вагона – просто человек, запятая глобального
текста толпы – немолодой уже
человек, отправивший
эсэмэску самому себе, ибо
больше некому, идущий домой, мечтающий избавиться
от адского иго
метро.
Что
ждёт его дома? Знакомый колор
стен и мебель – верная, как бывают
собаки, только неживая, и всё
знакомое, неживое, и он один
жив среди предметов – жив, одинок, растерян в
жизни…Не сделает ли
он чего над
собой? Не совершит ли
самоубийства? Нет, нет, бормочет
он, любуясь византийски-роскошной осенью,
золотом солидов, украденных из
казны, огибая сине-серые лужи
с клочками – как нечистая
вата – облаков и красными
ягодами рябины. Рябина, не плачь! Я
и сам готов
заплакать, ибо кусты кажутся
надписями на незнакомом
языке – похожем на идиш – но
не прочитать, не прочитать
эти надписи – эзотерические,
поди; а лифт долго
не едет, и лицо в стенной
прозрачности зеркала,
размещённого в лифте, знакомо настолько, что неприятно
щемит в груди…