Александр Балтин
В САДАХ ЖИВОПИСИ и ДОМ ДОСТОЕВСКОГО
В
САДАХ ЖИВОПИСИ
1
Магическое
золото скульптуры прозревал
в белеющих снегом
глыбах мяса – глыбах мрамора. Маленький, некрасивый тосканец
учился в боттеге
Гирландайо, потом в садах
Лоренцо Великолепного; маленький,
упорный, целый день готовый
работать – прозревал он мраморную
мощь, целостность
мистического зерна,
заложенного в каждой
мраморной глыбе, чтобы потом
одарить нас лесом
скульптур – блещущих
мистикой сути, сокровенность тайны
мирозданья несущих нам в образах, формах, фресках…
Недаром
помним его по
имени – Микеланджело…
2
Тишина
Богопознанья за твореньями
Леонардо; тишина Тайной Вечери; мистика Джиоконды – этой колоссальной
инфраиконы, лучащей световую силу. Колорит
и светотень – как грани – две
из бессчётных – высшей алхимии, что
через души, одинокие и
величественные, открывает
тайну великой трансформы: то, как двигаться
выше и выше, не
сбиваясь с пути…
Дороги, исхоженные Леонардо.
Золотые
монеты, полученные им.
Леонардо, наблюдающий пчёл – эти
золотые, летающие цветы;
Леонардо, конструирующий новый аппарат, чьё назначенье пока
не понятно.
Леонардо – сумма; не сумма
даже – а сумма сумм; человеческая мистерия, данная в
одном человеке…
3
Смысловые
поля Эль Греко…
Опустив
плотные, бархатные шторы,
художник с удлинённым, желчным лицом
при свете свечей, днем
созидает неистовые полотна.
Было – тайны критской
иконописи, когда в катакомбах, в
полутёмных нишах вспыхивали
глаза святых; было -
италийское ученье, и вот
теперь – древний город Толедо, кованый, мавританский…
Глаза
святых, запечатлённых
мистическим греком текут соком
веры, прожигают неведомой кислотой
души глядящих на
них…
Пейзажи
Толедо, зелень, идущая
лентами лет, каменные громады
церкви и зданий; нити
сияний, протянутые от картин
в малопонятную вечность…
4
Пляшущие
крестьяне Брейгеля…
Ощущается
запах пота – но не
противный – цельный запах здоровых
тел, могучих работников поля. Крестьянский праздник
сочен и красив, недаром противни, на
которых несут пироги,
огромны; крестьянский
праздник обильно сдобрен
хмелем, и пиво янтарно
играет, маня новопришедшего.
Ну, напрягись – и ты
войдёшь в полотно, примешь участие
в пиршестве и
танцах; или увидишь игры
детей, одетые ореолом радости, или…Достаточно видеть
картины, и сад старого этого, яркого мира
раскроется тебе, не утаив
ни одного нюанса.
5
В
прозрачном шаре две
длинные, бледно-розовые фигуры;
а стог
огромен – как целая страна. Странник никуда
не приходит, а дыры
на коленях его штанов
напоминают лепестки разбитого
фаянса. Сгущенье адовых бездн – гигантский нож
рассекает конструкцию из
двух огромных ушей, а
хорёк читает, водрузив на
нос бухгалтерские очки.
Автопортрет Босха. Тонкие
губы – не губы,
хирургический надрез.
Лунное
животное.
Носитель
тайны, какую не расшифровать
никогда.
6
Что
нельзя в реальности – можно на
бумаге.
Невозможность отступления
увеличивает безнадёжность.
Но
отступать есть куда – в
звёздные миры фантазий.
Долго
корпит Пиранезе над
новым листом.
Медленно
возникают колонны, увитые мощью
бородатых мхов, сложные,
лабиринтоподобные системы переходов, лестницы повисают
в воздухе…
И
сам наш мир
повис над бездной – но
медлит оная, медлит, пока не
явилась новая гравюра, таинственная, как сон, тихая, как океан, бурная, как туго
закрученный смерч…
7
Сон
рождает странные созвездья – из окуня
тигр, из пасти тигра – винтовка…Пчела облетает
слегка надломленный гранат, а
пейзаж складывается в
лицо Вольтера…Тонкие ножки
слонов удержат, собрав мистическую
паучью силу, вес их
тел, и мёртвые выкругляются
из земли, вновь обретая
плоть…
Стоит
ли расшифровывать картины
Дали?
Или
просто смотреть, смотреть на
них, ища соответствия тонким
линиям мысли, часто скрученным
в голове так, что
и не разберёшь – реальность это? Сон?
8
Сочность
земного сока – плоды тел, данные
Рубенсом. Избыточность жизни,
симфония эс-образных контуров; оживающая плотность
мифов…
Сумеречный
Рембрандт, блики на меди, и
ночной дозор идёт, идёт, следуя неукоснимым
правилам, и нежная Даная
принимает в себя
золотинки дождя…
Жемчужный
свет Вермеера – всегда данный
в одном и
том же ракурсе; и
пейзажи малых голландцев – на фарфоровом
ветру так здорово
кататься, ибо лёд каналов
надёжен, и остро блестят
отточенные коньки…
Поутру
кошмары, которые сгустил Гойя
уйдут, но останутся листы, свидетельствующие: сон разума
чреват…
Богатство
живописных садов обещает
умеющему видеть панорамы
чудес – превышающие те, что может
предложить обыкновенная
реальность…
Стихи
переходят в гравюры – гравюры, гранящие реальность, меняющие её; гравюры, чьи смысловые
аккорды позволят услышать то, что
не даст никакая
речь…
Циркуль
и облако, цветок и сон,
математика и поэзия, тинктуры алхимии
и мечты о
философском камне – данности,
соединённые в сумму гравировальным мастерством
Блейка – одутловатого, нищего
Блейка, с каждым листом
празднующего неуязвимую победу
над косной, косной реальностью…
ДОМ ДОСТОЕВСКОГО
Из лабиринта
выход к свету –
Зачем иначе
лабиринт?
Но всяк
по-свойму муку эту –
И невозможен
тут репринт –
По-свойму муку
жизни терпит.
А иногда
вкус яркий, терпкий.
Жизнь – не еда, её на
вкус
И классик
пробовал едва ли.
Разнообразные детали
Жизнь составляют – это плюс.
А минус – важного нельзя
Понять сквоженье
корневое.
Навряд ли
детство золотое
Даст Достоевского
стезя.
Сундук – тот, на котором
спал,
И домика
убогость – вот он:
Давно уже
музеем стал
В московскую
реальность воткан.
Тома – продленье жизни? Нет?
Ночной порою
созидает
Писатель мир, в котором свет,
Потьма которому
мешает.
Вериги каторги
уже
Разбиты. Снег белел
отменно.
А с
детства раны на
душе,
И с
ними жить довольно
скверно.
Жить? Да! Но с
оными писать
Куда сподручней. Вынимает
Из раны
образы опять,
И лабиринты
изучает.
А в
Оптиной я помню
дом-
Музей, где вызревал
неспешно
Роман, и он – последний том.
…старик-отец себя
потешно
Ведёт, и адово
притом…
Все ль
ипостаси наших душ
Исследовал пристрастно
классик?
Но вывод – он
весьма неясен.
Сквоженье есть
ярчайших дуг,
Шары сияний, и
миров
Густые янтари
над нами.
Кто оные
познать готов
И истину
поднять на знамя?
Алкая истину, труды
Ты сам
свои отягощаешь.
Узнавший голос
нищеты,
Душой едва
ли обнищаешь.
Табак крошится; крошки, жаль
Всё мимо
гильзы…Ночь густеет.
Из ночи
строить вертикаль
В поля
небесные умеет
Душой познавший
вертикаль
Кто пишет, курит
и болеет.
Кто повествует
нам о нас
Так много, что
не ожидали –
Про стержни смысла и
скрижали,
Шары страстей, прозренья шанс…
…про то, как
может смертный час
Свет новый
бросить на детали…
Стигматы состраданья
жгут
Ко всем, когда
опять читаешь
Того, чей черезмерный
труд
Собором света
почитаешь.