Александр Балтин
СТАЛАГМИТЫ, СТАЛАКТИТЫ
Сталагмиты снизу
нарастают –
Пёстрые их
велики слои.
То опалом
здорово мерцают,
То цвета
другие – посмотри:
Розовый кристалл
блеснёт и синий.
Сталактиты отвечают
им
Сложностью разнообразных
линий,
Сизые вон те
– сгущённый дым.
И наросты – будто диаграммы
Жизни внутренней
больших пещер.
Красота везде – противу драмы
Человеческих, порой абсурдных
сфер.
ГИЛЬГАМЕШ
На сверхмогучее
предплечье
Наматывает время
Гильгамеш.
И льются ленты
старой-старой речи –
Аккадский звук! Сознание
утешь!
Героем Гильгамеш века
проходит –
Седые, тронуть могут ли?
О нет!
В деяньях царь быть
должен благороден,
И подданным нести обязан
свет.
Смять старость – и
остаться в сгустке текста!
Змей мудрости свою
откроет суть.
Века идут свободно – им
не тесно.
Кто помешает совершать им
путь?.
Ко праху прах – сие давно
известно.
Аккадским мудрецам
известно то,
Что отменяет смерть, -
страшится бездна
Сиянья слов.
Накрытый жизни стол –
За ними цари, поэты и
герои.
И Гильгамеш из вечной
чаши пьёт.
А в лабиринтах вечности
покой и
Звучанье тишины небесных
нот.
ЛЕВИАФАН
Левиафаном интернет
Нас втягивает
смачно в чрево.
Коль жизни
не познали древо –
Мы живы – нас
при этом нет.
Левиафаном океан
И втянут
и исторгнут мощно.
Пусть образ
дан чрезмерно сочно –
Зайти помеха
ль в ресторан?
Шумит Левиафан
вокруг –
Он город, он же
государство.
А ты
уже по сути
стар стал,
Духовный не
возделав луг.
Пестра реклама – красный цвет
В кармин
вливается и охру.
Остановлюсь, от
страха охну –
Куда идти? Ответа
нет…
Не вырастить
в душе плодов,
Проживши жизнь
свою – чревато.
А небо
надо мной богато,
Там нету
наших городов,
Интриг там
нету и грехов.
А тут
с витрин глядят
соблазны.
Мечом их
победи сарказма,
Да не
хватает верных слов.
Левиафан, Левиафан –
Страшнее будто
нет на свете
Чудовища…
Смеются дети –
Тогда не всё
летит в проран.
* * *
Скрип у
платформы увеличен,
Он увеличен
во сто крат –
Он яр
и вместе с
тем безличен.
Я слушать
скрип ужасно рад –
Люблю сметанные
дороги,
И станции, и
поезда.
Мы едем
все…Вперёд! Итоги
Порадуют лишь
иногда.
* * *
На сердце
раны заживают долго –
Ты понял – могут
вовсе не зажить.
В переживаньях
довольно толка -
Их надо
не избыть, но полюбить.
Не устранишь
то, что умеет ранить,
Не выдраться
из данной колеи.
И чей-то
хохот дикий слышишь, ражий,
И чувства
прячешь бедные свои.
ЗАЯЦ НАД
БЕЗДНОЙ
Страх – заяц твой – завис
над бездной
Реальности…Мне в
магазин –
Социофоб я
бедный, бедный,
И в
жизни жалок – из разинь.
Фонтан стихов, переливаясь
В сознанье так
хорош моём.
К нему
охватывает зависть –
Поскольку тело – жалкий
дом?
И заяц – страх – завис над
бездной
Существованья моего.
Забыл я
в магазине – бледный –
Зачем зашёл
и для чего.
* * *
Буквально веруя
всему,
Что церковь
верным утвердила,
Другим духовные
могилы
Готовит поп, не
видя тьму.
Все предрассудки
послужить
Противу истины
готовы –
Противу истины
и слова,
Которым надлежало
б жить.
* * *
Я – литератор потока,
Сносит меня
волной
Стихов золотой, многострокой.
Сплошной, как над
головой
Небо.
Поток с
напором.
Выживу или
нет?
Внутренним вижу
взором
Мистический свет.
ОСЕННИЕ…ПОЧТИ РАССКАЗЫ
Рассказ
первый… Но он не
состоится – ничего не вспыхивает
в мозгу, лабиринты его
пусты и сквозящи…А
во дворе горят
тусклые костры листьев, вяло
шевеля серыми, дымчатыми хвостами…
Осенью
обычно пахнет терпко, крепко, мокро – и наблюдаешь, сообразуясь с
предшествующими слоями опыта, как
постепенно изменяется листва, как
Византия входит в
силу, и, не жалея солидов, сыплет их
пригоршнями; а потом раздерут
порфиру басилевса, и…что узнаешь
ты? Сквозное обнаженье тайны?..
На
углу обнимается пара, на
углу, у витрины, под пустыми
взглядами манекенов –
обнимаются так, будто суждена
им разлука – властная, как пароль, едкая, как щёлочь…Из
этого мог бы
получиться рассказ…но стоит
ли? Вот они пошли, держась за
руки, посмеиваясь, у них всё
хорошо. А где всё
хорошо – там нет места
рассказу: из безоблачности не
добыть золотых зёрен.
Поезда
осенью уезжают не
так, как зимой или
летом…разница едва ощутима: тонкий баланс
различных сил организует
её, но боишься назвать, обозначить словом, прикоснуться к
чему-то сердцевинному –
боишься тронуть его, опорочить прикосновением.
Из
шёлковых коконов вылупляются
волшебные сны…
Бабочки
их пролетают по
лабиринтам мозга, чтобы исчезнуть
в слишком материальной
- для них – ленте яви.
Осень
пустеющих скверов,
парков…Раковина эстрады растворена, но скамейки
пустуют – раковина эта не смогла
произвести жемчужину. Утверждать,
что это
сумела твоя душа – значит
поддаться напору амбиций (у-у-у!
жуткие их, пупырчато-бугристые рожи!)
И
ткётся, ткётся словесная ткань, причудливо мерцая
узорами, созидая тебя,
созидая почти осенние
рассказы…
РАЗГОВОР УЧЁНОГО С
УЧИТЕЛЕМ
Учёный. Биология и
химия,
Но больше
психология его.
Жизнь объясняет
физика – вот именно.
Вперёд, вперёд,
стяжаем торжество.
Не верующий – он
в тупик заходит,
Томами эзотерики
прельщён –
Мол, у неё
бесчисленно угодий,
У каждого
притом чудесный фон.
А из
угодий – коль вошёл – не выйти,
И надобно
Учителя искать.
А где
искать? В скитах, не то в Египте?
И путь, что
дали, – как расшифровать?
С Учителем
он говорит – учёный.
Груз груды
знаний бесполезным стал.
В себя, как
в капсуль вечно
заключённый,
Глядел на
высоту душевных скал.
Учитель открывает
панорамы,
Едва ли
представимые уму.
И ежели
я выберусь из
ямы,
Я свет
пойму, и я его
приму.
МОНОЛОГ ПАРАЦЕЛЬСА
Я Парацельс. Я, превзошедший Цельса –
О чём
твердит стоустая молва,
Приблизился на
чуть к хрустальной
цели,
Но осознал, что
жизнь всегда права.
Цель – иссечение
пластов низинных
Души, чтоб только
высшая душа
Вела к
сиянию высот незримых –
Корона света
вечно хороша.
Я герметизм
алхимии вбирая,
Где философский
камень – верх души,
Узнал, сколь неба чаша
золотая,
Высвечивает сути
рубежи.
И мало
я узнал, да, очень мало –
Чтоб убедить, что
жизнь совсем не то,
Что полагаем – хлеб, вино и мясо
–
Но к
свету путь. Путь к
некто от никто.