Александр
Балтин
БОЖИЙ САД
Всё в нём
осмысленно – стволы и корни,
И листья жизни, и
земля сама.
И мысли –
что порой сложнее
кроны,
И кипенная,
долгая зима.
Мы, будучи
в саду, его не
очень
И замечаем, мы
– его листы.
А что за
летом наступает осень
Трагедией
не посчитаешь ты.
* *
*
Сплошная
музыка вселенной
В себя включает
всё и всех.
Она звучит сегодня
Веной,
А завтра детский
слышен смех.
Она всегда,
во всём
объёме
Даст
приобщиться вам к тому,
Чего важнее
нету кроме –
К любви,
что не
уйдёт во тьму.
*
* *
Сирин Исаак –
он видел
сердце
Христианства, - источало свет.
А мои попытки
в суть вглядеться
Не
венчаются успехом, нет.
Сирин – птица
райская, духовна.
И монах ест
из духовных сот.
А труды сейчас
читаешь – словно
В небо смотришь –
Кто его поймёт?
* * *
Стигматом
веры мечен человек, а
низовой вознёю изувечен. Но
то, что он стигматом
веры мечен сулит
в грядущем неизвестный
свет.
*
* *
Все нерешённые,
все детские вопросы
Во мне остались – о
наличье зла…
Бессилен
Бог унять его? Смола
Отчаянья
твой мозг палит
философ.
Зачем же славословья
Богу, а?
Вопросы
эти все во
мне остались,
Но вместе с
тем вопросы – лишь слова,
Их много,
и они
такая малость.
Такая малость,
ежели душа
Врастает в тишину
и силу Слова –
Единственного, верного, большого –
Врастает мерно,
верно, не спеша.
* * *
Альпинист
забрасывает крюк,
Чтобы
подниматься выше, выше –
Так мы славим
Бога, тихий друг –
Тиши страсти,
унимайтесь, тише –
Чтобы
прилепиться к той
любви,
Силу чью так
мало представляем,
Ею – хоть
что там ни
говори –
Существуем, нечто
созидаем.
* *
*
- Садовник, кто
ты? – Голос мой услышь.
И слышит голос, но
не верит слуху.
Узнать
Христа не достаёт
ей духу,
Ей проще слушать
глубину и тишь.
-Ты…ты…средь
нас…ужели… - Я,
Я истина теперь
для душ. – Внимает
И понимает меру
бытия,
Что сердце глубиной
преображает.
-Была ли смерть? – Нет, жизнь одна
везде,
И воздух
реет золотым лученьем.
А смерти нет, жена, узнай, нигде,
Коль жив Иисус – и
не томись сомненьем.
МУЗЫКА
ВСЕЛЕННОЙ
Музыка
взметнёт незримо стены
Световые, сохраняя
нас.
Музыка
вселенной несомненна –
Слушайте! К
чему вести рассказ.
В ней и
Бах и тайный
город Клио,
В ней душа
пространства – так легка.
Музыка
звучащая красива –
Что ей быстро
мчащие века?
Музыка соборов
– тех, что выше
Наших, долго
строенных, земных.
Музыка, включившая
все ниши,
Всех
больших детей, порой блажных.
Музыка
небесных хризопразов,
Золотых, непредставимых гор.
Музыка
всех жизненных рассказов,
Пусть иной –
как чёрный коридор.
Я в ней растворяюсь – в этой
музыке,
И она всегда
во мне живёт.
Звуки эти постигаю
мудрые –
Свет на крыльях
лёгких их несёт.
БОЖИЙ ДЕНЬ
Чешуйчатые
ящеры с хребтами
Шипов, с
рядами адовых зубов.
Густоты леса.
Зеленеет пламя
Погибели
грядущей. Мир суров.
Суров – всё
на клыке и
страшном когте,
Верней, когтях. Густеют плауны.
Потом
вскипает солнце мощно. Вот
те
Чудовища
огнём обречены.
Что дальше?
Может остров Атлантида?
У всех открытый
третий глаз чреват.
На океан бессмысленна
обида –
Крушивший
остров, вряд ли виноват.
Египет дан,
и он
переогромлен.
Те храмы –
груды камня – велики.
Щит Грецию хранит. Он
безусловен.
Синь вод.
А вот и Рим.
Его деньки.
Патриции его,
его плебеи
И мрамор храмов. Дальше – тишина.
И…что там затевают
иудеи?
Им миссия Христа
насколь ясна?
Века, века. Вот
злато Византии.
А вот уже
средневековый лад.
Извивы улиц.
Сильно золотые
Трактаты, отрицающие
ад.
От ящеров до
нашенских условий
Сколь
изменился мир? Его предел?
Мир
золотой и чёрный, много крови.
Узнать бы – сколько
длится Божий день.
* *
*
На псинку глядя, о
величье Бога
Подумает – как
дивно создан пёс!
Легко, компактно, совершенно, строго.
Глаза блестят,
чернеет мокрый нос.
Так через малое
порой подводит
К величью мысль, и
понимаешь сколь
Разумно
всё в пространстве
и природе,
И как любая
сокровенна роль.
ЧЕТЫРЕ САДА
Четыре
сада духа нам
Даны в оттенках
восприятья –
Чтоб не попали
в сферу ям,
Любви
откроются объятья.
Насквозь
мистичен Иоанн,
Три прочих сада
нам яснее.
Увы! - грехи
соткут туман,
Какого не было
сильнее.
Четыре
сада…и один…
У нас замшели
камни мысли.
Но наш небесный
Господин
Покуда
терпит наши числа.
* *
*
Сквозь
мистический сад Иоанна
Жизнь
телесная сколь нам
ясна?
Золотистого
света поляна,
Голубиного
света волна.
Изменений
не много ли
в мире?
Все они в
матерьяльность ушли.
Неумение
видеть пошире
Нас
изводит в пределах
земли.
Слово, давшее
жизнь и реальность,
Разменяв
на слова, мы живём
Жизнью мёртвых
– такая банальность.
За прямую приемлем
излом.
И грозящую нам
инфернальность
Позабыв, суетимся, поём...
* * *
Замшели
мысли на земле,
Речь
истины мы исказили.
Всё время роемся
в золе,
Считая
золотыми были.
Трава, леса, вода…а
вдруг
Рекут не менее
Матфея?
Предполагаешь, холодея,
Включённый
в общий жизни
круг?
Но с сердца
надобно сколоть –
Ужели? – каменную
плоть,
Тогда душой,
какая в
сердце
Коснёшься
истинной воды,
Её испить –
и от
беды
Уйти – и
истиной согреться.
* *
*
Марк – свод
сиятельных высот,
Ответствующий
общей гамме
Того, чтоб
мы не гибли
в яме
Своих страстей,
чужих щедрот.
Марк – малахитовый
отлив
Волны, и мох
зеленоватый.
…а к точке
подойдёшь когда ты,
Сколь
страшен рокот перспектив?
Ты – а не Марк, ты – человек,
Что долго длящийся
четверг
Готов проклясть
– не понимаешь
Значенья
своеродных слов,
Идущих
силою основ,
Чей свет в
быту всегда теряешь.
* *
*
(…слово – зелень, слово- яшма…)
Трудится
старик Лука.
За победу что
не дашь, но
Так победа далека.
Вот Христос,
он с
ними рядом.
С жизнью сложен
диалог.
Или под будущего
взглядом
Замер человек,
убог?
Своеродные
картины
Дышащего бытия.
Для
отчаянья причины
Снова, грешный, вижу
я.
Лучше
пусть душа моя
Соберёт
небес кармины!
*
* *
Зимним
утром огромный собор
Одевается
снежным сияньем.
Иней ризы едва
ли в упор
Ты рассмотришь,
растёрт расстояньем.
Но и издалека
как велик
И
прекрасен собор понимаешь.
Возвышается
книгою книг –
Жаль, того
языка ты не
знаешь.